МОСТОВЩИКОВ ПРО НОВЫХ РУССКИХ
// caricatura.ru
Словосочетание «новые русские» в свое время ввела в обиход газета «Коммерсантъ-Daily». То время прошло, и люди, которых газета так назвала, перестали быть новыми и перестали нуждаться в каком-то отдельном названии. А придуманное Ъ словосочетание зажило собственной жизнью и прилепилось к совсем другим людям. «Новые русские», как Василий Иваныч с Петькой, стали героями анекдотов и разных смешных историй. СЕРГЕЙ Ъ-МОСТОВЩИКОВ решил вспомнить об авторском праве Ъ на «новых русских» и теперь станет тоже о них рассказывать.
Итак, история первая.
У одного нового русского было четыре книжки. Одна про кривую эффективной доходности ГКО, вторая про кредитование и овердрафт под залог средств, третья про средневзвешенные процентные ставки на рынке МБК, а четвертая, самая любимая, про самовывоз из Тулы. Но только он их все равно не читал. Потому что времени на книжки у него не было.
А где ж его было взять-то, это время, когда он целый день только в окошко своего пейджера и глядел? Глядит он, дорогой наш человек, в это слюдяное оконце, читает там серые буковки про индекс Доу-Джонса и плачет. Иногда только по мобильному позвонит, скажет, что вот, мол, Виталя, какая хреновина-то. А потом снова плачет. Совсем он тогда извелся, этот новый русский.
А тут ему еще сон как назло приснился. Страшный, как проект «Положения о порядке предоставления госгарантий под привлекаемые специализированными банками кредитные ресурсы и финансирования на условиях возвратности и платности для пополнения оборотных средств экспортоориентированных предприятий и организаций». Таких страшных снов сейчас, пожалуй, уже и не встретишь на территории Российской Федерации. А вот поди ж ты.
Короче, спит этот новый русский и видит: не идет у него факс. Совсем не идет. Уж он к нему и так и эдак подойдет. И кнопку нажмет, и кулаком помашет. Даже руки чуть не до локтя стер. А что толку? Факс-то не идет никак. Только бумага все время обратно выскакивает да какая-то еще горячая вся. Дымится и выскакивает. А как же ей не выскакивать, если ее в тостер все время засовывают?
Но новый-то русский об этом не догадывается, потому что его ведь хлебом не корми, дай только факс срочно отправить. А тут как раз и приходит его жена, Евдокия Карловна. В пеньюаре с петухами по последней, конечно, моде. Сама она пахнет флаконом из-под духов Nina Ricci, во рту у нее папироска, а во лбу — звезда горит.
— Что же это вы, Карп Тимофеевич, негодяй эдакий, делаете? — спрашивает она у своего нового русского мужа. — Что же вы, гнида, издеваетесь? По какому такому случаю вы засовываете бумагу в мой тостер импортного производства, купленный, между прочим, со склада в Москве по ценам ниже рыночных?
А тут еще собака элитных пород, Жужа ее звали, издевается:
— Это он, Евдокия Карловна, от своей сугубой неграмотности и необразованной дикости, — так сказала эта Жужа, собака такая. — Вы вот нарочно спросите его, когда он последний раз книжку читал. Хотя бы про самовывоз из Тулы…
Понятно, этот новый русский не стерпел такой обиды. Поэтому он сразу проснулся, съел жевательную резинку без сахара, чтобы не было у него перхоти, забрал из тумбочки все свои кредитные карточки, пнул ногой собаку Жужу, сел в свой автомобиль марки «Би-Эм-Даблъю» да и уехал к своим друзьям, тоже новым русским. А когда уже приехал, то стал всех потихоньку между прочим спрашивать, не читал ли кто какой-нибудь книжки.
Книжку многие видели. Но тоже не читали. Потому что нету времени на книжки-то. И тут бы нашему новому русскому герою совсем успокоиться. А он, мятежная душа, совсем наоборот. Потерял покой вовсе: все литературой интересовался. Поймает кого-нибудь, за шиворот схватит и давай про книжку выпытывать. Так прошло три с половиною года, пока наконец не нашел он другого нового русского, Толю. Вернее, это был не Толя, а Толян. И даже не Толян, а Пурген. Так его чаще всего называли друзья.
Этот Пурген вообще был странным новым русским. Он каждую неделю носил новые тренировочные штаны и знал слово «отоларинголог». К тому же про него рассказывали, что видели его в библиотеке. Правда, один только раз, поскольку потом эта библиотека взорвалась при невыясненных обстоятельствах.
— Читал я книжку, — сознался этот Пурген. — Ну чисто так, почитать. Такая она, короче, конкретная была. Там вообще… Все дела, короче.
— А какая это была книжка? — спросил у Пургена наш герой.
— Ну я щас-то не помню. Один там написал. Короче, она такая небольшая была. Чисто книжка. Почитать, короче. Название такое… Что-то на три буквы. Ну и там такой гусь был, крутой довольно пацан. Ну. И, короче, там разводки какие, или что, я сейчас не помню уже. Но типа того, его на каком-то там складе или в церкви, что ли, припахивают бабу мертвую сторожить. Она такая чисто прям в гробу лежит, а он ночью туда приходит. И, короче, прикинь, один. Без телефона там, без пушки. И че-то ночью прям она встает в гробу и начинает на него наезды там всякие туда-сюда. То ли его кинули, что баба-то мертвая, то ли че. Не помню. Но, короче, че делать-то? Братве обещал. Сидит, короче, там, а баба в гробу прям так конкретно летает по складу. Да еще там мыши были летучие. Прям штук семь. Висят и дышат. Полный атас. Ну вот. И, короче, этот гусь отбивался как мог, думал, до рассвета дотяну, а там братва подсосется. И тут под утро эта баба, которая мертвая была, говорит, что так и так, сейчас будут кранты, приведут их местного самого главного шефа. Кликуха у него такая… На три буквы, короче. И чисто так он приходит. Такой, короче, большой, но глаза у него конкретно не видят. Опухшие такие. И он понял раз так и говорит: поднимите мне веки.
Вот как это было.
— Что было-то? Что? — спросил у Пургена наш новый русский, едва сдерживая рыдания.
— Как че? Ему глаза как открыли, так этот пацан сразу и умер. Конечно. Там такие лютые глаза были, конкретные прям. А потом они, братва, две бригады там сняли с рынка, пошли его искать, но не нашли уже. И бабы этой тоже. Короче, конкретное произведение.
…После этого случая с литературой вы бы не узнали героя этой заметки. Стал он ласковым в семье, собаке Жуже купил «Педигрипалу», помог старушке перейти через улицу, а Пургена стал называть Анатолием Максимовичем и сделал его своим заместителем по корпоративной политике. А в пейджер — так даже больше и не заглядывает. Веселый он теперь, и глаза голубые. Только однажды заметили за ним, что закроется он в чулане, достанет из-за пазухи книжку «Самовывоз из Тулы», гладит ее и плачет. А как же? Это ведь литература. А в литературе, граждане, заключена великая созидательная сила искусства. Помните об этом, даже если вы не новый русский, а просто пожилой коряк.
Текст: Сергей Мостовщиков
Источник: Коммерсантъ
Архивная публикация 1996 г.